Нечистые

«И не божий, и не одуванчик, – думал, глядя на новую уборщицу комендант Пал Палыч. – Больше на грача похожа. Или на эту, как ее, гарпию».

Уборщица сидела на стульчике, скрестив худые конечности, и хищно смотрела коменданту в переносицу. Переносица немедленно зачесалась, но Пал Палыч не привык давать слабину.

– А что вы имели в виду, когда писали в объявлении, дескать, «не терпите никакой нечистоты»?

Уборщица поджала губы и сухо сказала:

– Резюме внучка писала. Я только соглашалась.

Пал Палыч прогнал досадное ощущение, что совершает большую ошибку, и напомнил себе, что на зарплату, которую начальство определило штатной уборщице, можно только повеситься с голода. Хоть кого-то удалось выцепить – уже удача. Гарпия не гарпия, если полы моет, значит, порядок.

Показав уборщице фронт работы, Пал Палыч отправился осматривать помещение, приготовленное под снос. В кармане взорвался трелью телефон.

– Пал Палыч, она розетки ковыряет!

Пришлось вернуться в корпус. Уборщицу он застал в бухгалтерии. Швабра и ведро остались в коридоре, по полу тянулся длинный липкий след. Уборщица шумно требовала демонтировать розетку, потому что через нее идет вредное излучение, от которого бухгалтерия косячит в платежных актах. Розетка уже висела на сопле, выдернутая сильной и умелой рукой.

– Подагра Александровна, чего хулиганите? – грозно спросил комендант. – Розетка советская, проверенная. Пережила Брежнева, Горбачева, нас с вами переживет и на похоронах станцует.

– Излучение! Нечистое! – прошипела уборщица, вытаращив безумные глаза. – Так и шпарит. Вы ослепли все?

Комендант наклонился к розетке. В лоб ему врезалось что-то горячее, злое, повалило навзничь. Бухгалтерия раскудахталась, примчался всклокоченный и нетрезвый электрик. Уборщица грудью бросалась на розетку, желая демонтировать ее лично. Летели клочки по закоулочкам.

Поднявшись на ноги, Пал Палыч оценил обстановку. Розетка аварийная, уборщица, пусть и в эксцентричной манере, вовремя забила тревогу. Если бы главбуха дернуло током, могли быть роковые последствия. Депремирование. Увольнение. Разгул темных сил.

Но дальше было только хуже. На следующий день уборщица принялась выслеживать барабашку. По словам очевидцев, она гоняла шваброй воздух, сыпала проклятьями и даже провела ритуал, уколов себя булавкой в безымянный палец. Теперь в каждом углу здания трещали и коптили свечи, создавая пожароопасную обстановку. Уборщица додавила барабашку прямо в кабинете коменданта, схватив и растерзав висевший в углу старый ватник. Впрочем, корпус она за день отдраила до скрипа. На небывало чистом полу поскользнулось несколько человек, к счастью, обошлось без травм.

Спустя неделю к уборщице все привыкли. Ее нетерпимость к пятнам на стенах внушала трепет и уважение. Вялые оконные цветы выпрямились по стойке смирно, а декабрист от страха невовремя расцвел. Директор отпрыгивал от несущейся ему под ноги швабры, как бродячий кот. Молоденькая секретарша снимала видео и выкладывала их в группу «Идеальный дом», в назидание грязнулям. Тут бы Пал Палычу и успокоиться, но его душу терзало мрачное предчувствие.

Перед самым отпуском Пал Палыч, дожевывая бутерброд с сыром, выглянул в окно, чтобы сосчитать наконец ворон, и увидел, как к корпусу приближаются сразу три одинаковые уборщицы. Не успел он додумать шутку про то, что Подагру Александровну зажало ксероксом, как в его кабинет ворвались. Бесноватые женщины в одинаковых черных спецовках и натянутых до локтей синих латексных перчатках принялись драить стены, пол. Одна подбиралась к люстре, другая распласталась по окну и заскользила, как муха.

– Вы чего творите? – пролепетал комендант и тут же лишился бутерброда.

– Нечистый! – злобно сказала уборщица. – От тебя грязь одна. Натоптал, насорил, накурил!

– Я некурящий!

– Не лги! Я тебя насквозь вижу. Ты воду мутишь, розетки излучением начиняешь. И барабашка тоже был твой. Родовой бес. Мы его расспросили как следует, он нам всё-о-о про тебя рассказал.

Комендант потерял дар речи, да и другие дары тоже. При нем остался только дар стоять и беспомощно смотреть на то, как три уборщицы разносят его кабинет, выгребают старые бумаги из шкафа, топят в ведре сменные ботинки и доедают ссобойку.

– Приведи директора! – распорядилась Подагра Александровна, и одна из ее подельниц пулей метнулась в коридор.

Пришел директор – мутный, раздраженный, посмотрел на сияющий, стерильный кабинет коменданта и устало вздохнул. Уборщицы взяли директора в плотное кольцо, стали что-то яростно шептать, указывая на растерянного коменданта. Раздался удар – на территории начался снос здания.

– Хорошо, хорошо, – сказал директор, подслеповато моргая глазами. – Пал Палыч, тут такое дело. Говорят, вы колдун. Я в этом не разбираюсь совершенно. Колдуны нам, простите, ни к чему. Короче, я сокращаю ставку коменданта, а вы уж по собственному. Сами понимаете. В стране кризис, сложная ситуация, войдите в положение.

Пал Палыч открыл рот и оттуда вывалилось несколько слов матом. Слова покатились со звоном по мытому полу, прочь из кабинета, по лестнице, на крыльцо. Уборщицы подняли швабры, как знамена, и поперли на Пал Палыча свиньей. Он успел похватать вещи и выскочить из корпуса. Сырая тряпка, которой целилась в него Подагра Александровна, хлестнула по перилам.

Бой был проигран. Отойдя от территории на приличное расстояние, Пал Палыч наблюдал столб пыли от рухнувшей постройки и разномастное воронье, с карканьем сорвавшееся с деревьев. Апокалипсис наступил сегодня. Наступил и раздавил.

«Наймешь уборщицу, а она уберет тебя», – с тоской подумал Пал Палыч. До пенсии еще пять лет, директор ополоумел, куда трудоустраиваться, не ясно. Хотя…

Через час Пал Палыч, подключив смекалистого внука, уже публиковал объявление. «Грамотный, квалифицированный уборщик. Приведу в надлежащий вид любое помещение. Не терплю нечистоты».