Часть вторая
Учителя.
Ребенок – это лист чистой бумаги. Чем и как будут заполнены эти листы зависит о многих попутчиков на этом пути. Вслед за семьей на этом пути стоят учителя. Но я решил написать о них с начала – семья успеет. Нет, это не потому, что я семью ставлю не на первое место – это моя дань уважения. Очень важно, чтобы с учителями повезло. Такая благодать дается не каждому. Я счастливый человек: мне с учителями везло всегда! Кроме того, понимание моего отношения к учителю важно, чтобы понять атмосферу моей семьи, потому что в моей семье – тоже есть учителя! В этой связи, я разделяю понятия учителя и наставника. Учителей не выбирают, наставника же можно выбрать, уйти от него к другому. О них я тоже расскажу, но позже. Учитель тоже не выбирает своего ученика, наставник же может отказаться от своей наставнической миссии. Именно поэтому, с учителями должно везти. Именно поэтому учителем может стать не каждый. Я пишу не всех, кто меня учил, а о тех, кто оставил след в моей душе – об учителях. Многие могут учить, но далеко не все могут быть учителями. И в основе учительской миссии всегда лежит любовь. Любовь учителя к своему делу и каждому своему ученику. За преданность любимой профессии, учитель получает в ответ пожизненную любовь своих учеников и добрую память, пока эти ученики живы. А память (я уже писал об этом) – мерило нашей благодарности, ушедшим от нас. Это еще одна причина написать об учителях в первую очередь. Наша добрая память о них сближает их с Ангелами.
Клавдия Ивановна
В первый класс я пошел в городе Электроугли в далеком 1977 году. Школа № 33 была тогда новой, рядом с озером и кукурузным полем. Сейчас она закрыта, хотя более старые здания 30-й и 31-й школ эксплуатируются, правда не берусь утверждать по прямому ли назначению. Парты, за которыми мне пришлось сидеть в этой школе, в последствие я видел только в кино – зеленые большие парты, представляющие единый комплекс стола и скамьи на двух учеников с открывающейся половиной стола, где под крышкой находилось отделение (полка) для портфеля. Я здесь случайно. Мой отец – военный, в Электроуглях военных нет. После пожара в родовом доме в поселке имени Воровского, где учительствовали мои бабушка и дедушка, бабушке, как погорельцу, была предоставлена однокомнатная квартира на первом этаже дома 45 по улице Школьная. Улица, хоть и была Школьная, но до школы было далеко. Сейчас, по иронии судьбы именно на Школьной лице стоит новая, более или менее, школа. А тогда, мне, чтобы попасть в школу требовалось минут двадцать уверенно быстрым шагом. Родители работали (отец служил) в Москву, уезжали из дома рано. В школу меня проводили только первого сентября, дальше – сам. Попасть в школу можно было тремя дорогами. Первая, самая обычная, по Центральной улице до главного перекрестка с единственным в городе светофором, там налево и до конца. В конце улицы – школа. Второй путь наискосок дворами – так сказать, по гипотенузе. И третий путь – романтический, по Лесной улице в обход. Лесная улица в то время началась на конечной остановке автобуса и заканчивалась как раз у школы. Как правило, путь по Лесной улице выбирался в обратном направлении: из школы – домой. Реально в те времена на Лесной улице был лес со своими тайнами и приключениями, поэтому путь домой занимал полдня. Там, у конечной остановки автобуса жила Клавдия Ивановна – моя первая учительница. На самом деле, когда я не просыпал, и не приходилось бежать в школу короткой дорогой, то выбор всегда падал на Лесную улицу, потому что школа начиналась у подъезда Клавдии Ивановны. Здесь собиралась часть класса, кто жил недалеко. Клавдия Ивановна шла в школу торжественно, в окружении шумных детей. Сейчас, когда я вспоминаю эту картину, думаю, что именно в этом состояло ее учительское счастье. Куча маленьких жизней, совсем еще чистых листов, в которые она вписывала свои строчки.
Расскажу об одном интересном случае.
Мой папа, офицер КГБ, подарил мне трассирующий патрон от автомата Калашникова. Предварительно, он вытащил из гильзы пулю, высыпал порох и показал мне, как он горит. Затем вставил пулю обратно и бесполезный патрон подарил мне, строго наказав в школу его не носить. Вы сомневаетесь? Конечно же, я его притащил в школу и в туалете показал своим товарищам. Ранее, дети сугубо гражданского города, патроны видели только по телевизору и на картинках, но сообразили сразу, что это и…. застучали. Прямо сразу побежали и рассказали. Но, самое интересное, им не поверили. Учителя решили, что это игрушка. Был вызван военрук. Военрук работал одновременно в трех школах: 31-й, 30-й и нашей, 33-й. Это был самый военный человек города. Он пришел, взял патрон в руку и выдал компетентное экспертное заключение, которое повергло всех в шок. Далее, я, ученик первого класса, 7-ми лет от роду, пояснил гуру военной науки, что этот конкретный патрон можно не опасаться, даже если ударить гвоздем по капсуле, то все равно внутреннего взрыва в гильзе не произойдет.
- Почему не произойдет? – кричал военрук, - Ты знаешь, что это?
Я плакал, хлюпал и сквозь слезы рассказывал:
- Да, это патрон от автомата Калашникова, калибр 7,62, трассирующий…
Военрук немного опешил, внимательно на меня посмотрел и спросил снова:
- Почему не произойдет?
- Я порох оттуда вытряхнул и сжег…
- Я забираю этот патрон, отдам родителям.
Мне было все равно, у меня дома было еще штук десять. Родители, занятые на работе никак не шли за патроном. Прошло около двух недель. Тогда поздним вечером к нам домой пришла Клавдия Ивановна. Было это где-то в восемь часов вечера, и она была сильно удивлена, застав меня дома одного.
- А где мама с папой? – спросила она
- Они приезжают около десяти
- А бабушка? – вопрос был задан очень удивленно
- Бабушка сегодня на дежурстве в детском садике.
Бабушка устроилась работать няней в детский сад, где на пятидневке отбывала срок сестра.
- Ты пригласишь меня в дом? – деликатно спросила учительница.
- Проходите.
Клавдия Ивановна осмотрела обстановку. В маленькой комнате, где жила наша большая семья еще помещалось и пианино – обязательный атрибут семьи на многие поколения. Она присела на стол, где были разложены мои уроки. Огляделась. Остановила свой взгляд на почетной грамоте отца, стоявшей на пианино и большой и яркой надписью - «КГБ СССР». Затем, она прочитала мне лекцию о том насколько плох мой поступок, что я притащил в школу боеприпас. Я в ответ ей рассказал, что я знаю про боеприпасы, какими они бывают и как устроены, затем продемонстрировал имеющиеся боеприпасы в моем арсенале, еще припасенные с детского садика, имевшего общий забор с воинской частью в городе Козельск Калужской области. Когда я положил на стол учебную Ф-1, учительница подпрыгнула. Я ее успокоил, объяснив, что граната учебная и демонстративно выдернул чеку. Лицо Клавдии Ивановны побледнело – я вставил чеку обратно.
- Мне дедушка рассказывал и показывал, как с ними надо обращаться, - пояснил я.
- Дедушка папин? Он воевал?
Я кивнул. Учительница глубоко тяжело вздохнула и покинула нашу тесную обитель. Больше никто об этом случае не вспоминал, и, даже, мой отец ничего не узнал.
Сейчас я понимаю, за что я до сих пор ценю своего первого учителя. Они научила меня верить в людей. Мне и сейчас очень важно, чтобы рядом со мной был кто-то, кто, несмотря на все мои неудачи, несмотря на все трудности, которые растут, как грибы на нелегком жизненном пути, был кто-то рядом, кто в меня верить беззаветно и безо всяких условий. Это прибавляет силы, это заставляет жить! Может именно поэтому, я сегодня верю в своих детей и делаю все, чтобы они могли заниматься своим любимым делом, своими увлечениями. И когда у них наступает усталость от занятий или тренировок, вызывая внешний эффект апатии, я все равно верю. И очень надеюсь, что в них верят их учителя, наставники, тренеры. Что моя вера – заразна!
Раиса Евгеньевна.
Не помню в каком году это было, да и не так важно. Я, в форме курсанта высшего военно-морского училища, еду в московском метро, я – в отпуске. В те времена, курсанты, даже находясь в отпуске, должны были носить форму. Конечно, это многие, абсолютное большинство, этого не делали, но мои родители служат в группе войск, дома – никого, гражданской одежды у меня попросту нет. Да и привык як форме – ношу ее с 12-ти лет. Поздно, недавно был Новый год, зима. Вагон метро полупустой, но я стою, прислонившись к двери – курсантская ленинградская привычка: курсант в метро ездит стоя, пропускает вперед дам, отдает честь старшим по званию. Я – курсант военно-морского флота, я – военная элита! Напротив меня сидит женщина. Я узнаю ее сразу, за многие года она ни капли не изменилась. Такая живая, молодая, излучающая свет – Раиса Евгеньевна.
Первый класс пролетел быстро. Вместе со первым классом закончилась и наша ссылка в Электроугли – отец получил квартиру в Москве, в доме Министерства обороны. Московские школы переполнены: если первый класс у меня был Б – и их было всего два: А и Б, То второй класс у меня был «Ж». а был еще и «З». В классе много детей военных, потому как все примерно из одних и тех же домов. Кроме того, в нашем доме первый подъезд – это было семейное офицерское общежитие, где жили слушатели военных академий. Раиса Евгеньевна – классный руководитель 2-г Ж, а затем 3-го Ж классов. Костяк этого класса в последствие сохранился вплоть до моего отъезда из Москвы к новому месту службы отца. Но, Раиса Евгеньевна был с нами эти два года, но вспоминали мы ее всегда. В целом вспоминая наш московский класс, я не могу отметить в нем безнадежных учеников. А такие были в моей жизни потом, поэтому я знаю что сравнивать. Я видел людей, окончивших школу со справкой вместо аттестата или оставшихся на второй год. Они учились рядом, у тех же учителей, что и я, но вероятно, им не так повезло с первыми их учителями, которые сформировали в нас стержень, заложили нашу нравственную основу и привили нам любовь с жизни, а значит, к ближним.
Через старания Раисы Евгеньевны, к тому моменту, когда я встретил ее а метро, прошло много учеников. Наверное, сосчитать их не представляется возможным. Вряд ли меня или кого-то другого, в возрасте ученика 2-го и 3-го класса можно назвать яркой личностью. Но, она меня помнила. Я подсел к ней и спросил:
- Вы не Раиса Евгеньевна?
Я не мог ошибиться, и я не ошибся – это была она. Меня она конечно не узнала, но когда я ей сказал, в какой время я учился во Ж классе, она стала перечислять наши имена. Это было удивительно, она не ошиблась ни разу. Мне, конечно, было проще: я с ними учился еще несколько лет, но сколько у нее еще было эти 2-х и 3-х, А, Б, Ж… А как выяснилось, она до сих пор работала учителем начальных классов. В этот момент, мне показалось, что она помнила обо мне всегда, что она просыпалась ночью, когда мне было трудно. Конечно, это не так, но когда просто думаешь так, то как-то легче. Понимаешь, что ты не один, что кто-то думает о тебе. У моего дедушки был один любимый тост. Когда застолье было в полном разгаре, неважно по какому поводу, и за всех уже выпили, он неожиданно вставал и предлагал выпись за стрелочника с какой-нибудь далекой станции. Каждый раз, он вспоминал какую-то новую: станция Зима, станция Юргамыш и т.д. Те, кто моего деда знали мало, всегда удивлялись, с чего бы это. А дед мой говорил: «Ну вам же все равно уже за кого пить, а про него, может быть, и вспомнить некому – а человеку важно, чтобы о нем помнили». Все мы пошли разными дорогами, совершали разные поступки. Иногда, наши действия сложно было назвать правильными, кто-то затаил и злобу на каждого из нас. Но наши учителя понят о нас только добро, мы в их памяти – дети, светлые чистые листы, куда они вписали свои строки, а потому и забыть нас не могут. И мы должны помнить о них. Помните стихотворенье Дементьева, особенно последние строчки:
«Пусть будет жизнь достойна их усилий.
Учителями славится Россия.
Ученики приносят славу ей.
Не смейте забывать учителей!»
Лучше и не скажешь.
Олег Александрович.
Директор школы читает характеристику будущего выпускника. Характеристика написана классным руководителем и предназначена для направления в приемную комиссию высшего военно-морского училища. Он заостряет внимание на следующей фразе:
«… имеет место при изучении предметов гуманитарного цикла, не всегда глубокий подход к комплексу проблем…».
Олег Александрович понимает глаза и спрашивает:
- Скажите, вы хотите, чтобы ваш ученик поступил в училище и стал офицером военно-морского флота?
- Хочу, - отвечает классный руководитель.
- Тогда, уберите эту фразу, она характеризует не его, а вас – вы же преподаете гуманитарный предмет и не разожгли интереса в ученике, чтобы он имел глубокий подход к комплексу проблем.
Олег Александрович был директором Школы № 81 Группы Советских войск в Германии. Когда-то до этого, он был директором аналогичной по содержанию школы при контингенте советских войск на Кубе. Кроме того, что он был директором, он учил нас физике. Ни у кого из нас не прошли бесследно его уроки. У него был уникальный дар преподавания – он находил в каждом из нас слабости и провоцировал нас на знания. Каждому из нас хотелось что-то ему доказать. И мы – доказывали! И это касалось не только физики. Как-то раз меня послали на олимпиаду по физике, которая проходила в школе в Потсдаме. Я был удивлен, что и в военных школах есть заучки и буквоеды. Я не решил ни одной задачи. Вернувшись я посетовал, что мы, тут в школе физику знаем плохо, вот приезжали на Олимпиаду некоторые – так они интегральные решения выдавали. А мы что? Олег Александрович посмеялся. Сначала пошутил: «Ну так ты же на Олимпиаду ездил…» Класс посмеялся. А потом сказал: «Ну так не физика же главное – физика, она вокруг нас. Все, что вас окружает – это физика. Главное – не решать задачи, а научится думать.» Я тогда не понял его слов, но я их запомнил. Вспомнил я об этом, когда читал Иммануила Канта «Критика чистого разума». Лишь тогда я понял, что научный подход может открыть любую дверь: как в мир, например, искусства, так и в мир религии. Что где-то глубоко, в физических процессах скрыт секрет механики нашего мира, который, как сказано в писании постиг Енох, побывав на небесах. Позже я узнал, что Эйнштейн, прежде, чем сделать открытия, благодаря которым он стал выдающимся ученым, он в 18 лет постиг труды Канта. Уверен, что это сыграло важную роль в его понимании физических процессов. Олег Александрович был моим «Кантом», Кантом – наоборот, указав обратный путь от физики к философскому восприятию мироздания. Именно умение думать и находить решения, даже в самой сложной ситуации, когда безнадега уже стучится в дверь – это навык, живущий в человеке на уровне инстинкта. Но ведь и решения могут быть разными – не всегда правильными. Все это зависит от умения думать. Та база знаний и умения мыслить, которую в меня заложил Олег Александрович, служит мне до сих пор. До сих пор я использую алгоритмы и делаю умозаключения, основываясь на мыслительных навыках, привитых мне Шефом, как мы его называли. Олег Александрович был в моей жизни долго. До самой своей смерти. Я присутствовал на его похоронах, а затем – поминках. За столом сидели его ученики из абсолютно разных школ, абсолютно разных годов выпуска. Никто не плакал – это было невозможно. Когда каждый из нас начинал рассказывать об Олеге Александровиче, он не мог не улыбаться. Но это была не простая улыбка. Во время Первого и Второго Храмов у иудеев была должность первосвященника. Это был особый человек из рода коэнов, и только он, и никто другой, имел право заходить в Кодеш ха-Кодашим, святая святых Иудейского храма, где хранились скрижали завета. И только Первосвященник знал настоящее имя Бога, которое он произносил, находясь в святая святых. В тот момент, когда он произносил Его имя, его лицо светилось. Именно это свечение отображается сегодня на христианских иконах в виде ореола. Так вот, наши улыбки на поминках были не улыбками – это светились наши лица. Они светились потому, что мы в своей жизни в лице Олега Александровича, возможно, общались с Ним. Я уверен, что любой, кто знал этого человека, прочитав это, вспомнит о нем – обязательно улыбнется. Это ли не чудо. Вот она – наша Каббала.
Людмила Александровна
Биологию я не любил. Собираясь покорять морские просторы, я был уверен, что мне вполне достаточно поверхностных знаний в этой области. Именно в этой связи, я заработал абсолютно честную тройку по этому предмету. Которая и должны была перекочевать в мой аттестат. Но. Но в моем аттестате стоит оценка «хорошо» по биологии. Ее мне поставила Людмила Александровна – мой классный руководитель и учитель биологии. Это не дань благодарности за оценку. Классный руководитель – больше, чем учитель. Классный руководитель участвует в энергетическом обмене со своими учениками, каждый раз сам преображаясь и открывая в себе новое. Ему или ей, если действительно, настоящий педагог, всегда легко общаться со своими подопечными, потому что классный руководитель постигает секрет триединства будучи для своих учеников другом, старшим братом (или сестрой) и учителем, читай: «Сыном, Отцом и Святым духом». Такой была и есть Людмила Александровна: она одинаково уверенно могла дать совет, как по жизни, так и по теме предмета. Причем, этот совет был бесполезен для кого-то другого, кроме тебя – абсолютно индивидуальный подход, полное видение именно тебя, именно твоих проблем в том разрезе, как именно ты их чувствовал. Когда ты общаешься с таким учителем, ты одновременно чувствуешь себя чем-то уникальным, но в то же время неотделимой частью одного единого механизма – твоего класса. Так рождается дружба, которая пройдет сквозь годы и испытания, сквозь жизнь. Жизнь, которая изменит нас до неузнаваемости: кого-то сделает слишком умным, кого-то сварливым и дотошным, кто-то станет через-чур осторожным, а кто-то безбашенным, но все мы – останемся единым целым чего-то. Все мы, находя друг друга через многие года, объединяясь в группы и чаты, остаемся тем самым единым механизмом, который не предать. Потому что, предавая его, ты предашь самого себя – тебя в этот момент не станет. Не все это поняли – и такие случаи есть среди нас. Выглядит жалко, ничего, кроме жалости не вызывает. Но, к счастью, эти случаи единичны. «Нет ничего более святого, чем тать душу за друга своего», - сказано в писании. Спасибо вам, Людмила Александровна за то, что есть мы. Мы – где каждый из нас уникален.
Владимир Вячеславович и…
Владимир Вячеславович преподавал у нас математические дисциплины в выпускном классе. Моим классным руководителем он не был, он был классным руководителем параллельного «А» класса. Я долго думал, как и почему именно Владимир Вячеславович. Потом понял, потому что не он – они. Владимир Вячеславович по глубокому жизненному совместительству был и остается мужем завуча нашей шкоды тех лет – Любови Борисовны. И сейчас я понимаю, они неотделимы друг от друга. Нельзя о каждом из них написать отдельно. Потому что – это унисон педагогической песни. Я часто, находясь уже далеко в зрелом возрасте навещаю их. Так случилось, что мы разъехавшись из Германии, оказались в одном большом городе и встретились. Глядя на них я не могу не сказать о том, как прекрасна любовь в абсолютном ее проявлении. Я не могу себе представить, чтобы эти люди могли ругаться друг с другом. Я уже писать о том, что быть учителем – это значит дарить свою любовь. Эти люди ничего другого нам не могли и подарить, потому что любовь – это все, что у них есть и их окружает: любовь друг к другу, любовь к своей профессии, любовь к своим детям и любовь к нам, своим ученикам. Наверное, не просто так Любови Борисовне дали такое имя – Любовь. Владимир Вячеславович, бывало, был резок с нами. Но, как же это надо быть так резким, чтобы никто на это обижался. Никто и никогда! Это великое искусство быть резким с любовью. Я пишу в них в конце и немного – не потому, что ставлю их в конец какой-то значимости – в моей жизнь нет рейтингов. Просто, они – это обобщение и яркое проявление всего, о чем писалось раньше. Бывают у человека чувства, которые невозможно передать словами, но эти чувства толкают на самые благородные и светлые поступки, ничего не желая взамен. В этот момент к человеку приходит любовь. Что это? Это никому не понятно, некто не может стать графом Калиостро и вывести ее формулу, но стоить ли жить, не испытав это…
Я не знаю, как Владимир Вячеславович и Любовь Борисовна оказались моими учителями и почему они – мои учителя, но без них точно не было бы меня. Удивительно, но именно преподавая точные науки, воспоминания о них заставляют меня думать совсем не об интегралах, а о чем-то вечном. Если я видел чудо – то это Владимир Вячеславович и Любовь Борисовна.
Мне повезло с учителями. Я вынес от общения с ними не только и не столько знания, сколько понимание того, как устроены мы, а значит – мир. И мне очень хочется, чтобы моим детям также с учителями повезло. А если не повезет – постарайтесь понять, о чем я тут написал и ищите своих учителей.
