8
108
Тип публикации: Критика

1. Свобода.


Когда ничего не стало, она проникла в меня с первым вдохом. Голое чувство, без мыслей о том, что было до этого и куда исчезло. Я шел уже какое-то время, но будто бы спал на ходу и вдруг пробудился. Тело окутывала пьянящая легкость, ступни едва касались мягкой травы, слезились глаза, и сердце, переполненное наивным счастьем, рвалось ввысь, как огромный бумажный змей.

Вдали я заметил огонек. Почти сразу услышал нервное потрескивание костра. Скорее представил, чем услышал на самом деле - свет был очень далеким. Вспомнил, как должен звучать костер, и услышал. Так бывает в темной пустоте, когда нечего ощущать.

Я двигался неестественно быстро, и скоро стал различать голоса.


 — Что это за место? — Спросил старик.

 — Мы... умерли? — Добавил обескураженный до ужаса юноша.

 — Я совсем ничего не помню! — Женский горестный плач.

 — Тихо! - Прикрикнул мужчина шепотом. — Кто-то приближается.


Воздух вокруг костра под засохшей смоковницей был холоден, будто маленький бледный огонь старался впустую; на лица четверых, сидевших вокруг него, он бросал больше теней, чем света. А над ними витали страхи, похожие на призрачных глубоководных рыб. Всего лишь клочья темноты... но в их реальности сомневаться не удавалось. При этом, я точно знал, что они не смогут мне навредить, не смогут даже коснуться.


- Стой! - В голосе мужчины звучала грубость, а над телом скопились страхи и покусывали его. Он то ли не замечал этого, то ли старательно игнорировал. - Кто идет?


Я встал и задумался. Не над вопросом, нет. Я - это я, и другого имени у меня нет. Пытался понять, как говорить.


 — Немой, что ли? Или глухой?


Я помотал головой в стороны.


 — Странный какой-то,  — вмешалась женщина, которая сидела ко мне спиной, ни разу не обернувшись. — Пусть уходит.

 — Да что он нам сделает? Он один.

 — А может, он что-то знает, — возразил старик. — Знаешь что-то? Давай, выкладывай.

 — Я свободен, — ответил с улыбкой, которая показалась всем глупой и возмутительной. Они уставились, будто ждали продолжения фразы. Не дождавшись, загалдели наперебой:

 — И от чего это ты сво...

 — Как ты можешь так говорить?

 — Самоубийца, что ли?


Лишь юноша молчал весь этот нелепый разговор, сжавшись в комок. Тени облепили его, как болотная топь.


 — Я лучше пойду.

 — Интересно, куда это? Поле вокруг, холод, и ночь бесконечная.

 — Разве это не прекрасно?


Я больше не оборачивался и не слышал.



2. Только не прошлое!



Они потеряли многое, и теперь отчаянно цеплялись за первое, что нашли. Я же, кажется, от многого избавился. При этом никто не знал, что именно он потерял. Находясь в одном и том же месте, они были в аду, а я - в раю. Справедливо ли это? Легкость, с которой ушло мое прошлое, намекала на то, что хорошего было мало. Обычно, если в прошлом мало хорошего, человек виноват в этом сам.

Вспоминать не хотелось.

Вспоминать было страшно.

Самый жуткий страх ведет с собой неизбежность, как верного пса.


Я всегда проигрывал. Ставки становились крупнее, но удача неизменно отказывала. Будет правдой, если скажу, что не видел ее ни разу. Но верил в нее. Верить глупо, особенно без оснований и подтверждений. Вера - наивная глупая дама. Но там, где есть подтверждения, ее нет. А основания - дело сугубо личное. И чем их меньше, тем вера сильнее.

Я всегда проигрывал. Речь не о картах, рулетках и одноруких бандитах, нет. Речь о погонях за мечтами, водившими в западни провалов.

Я хотел снимать фильмы, сниматься в них, делать видеоигры. Был одарен безудержной фантазией, светлым открытым разумом и великолепным зрением. Мечтал окупить эти дары и ввязывался ради этого в авантюры.

"Господи, наверное, у Тебя на меня есть какой-то особенный план", - подумал я в первый раз.

В каждый. 

Даже в последний.







3. Падение дома Эшеров спустя сто лет одиночества



Лицо... странная штука. Неповторимый кусок кожи, натянутый на долговечный череп. Часто вспоминаю тех людей у костра, и тени, которые ежесекундно их меняли, не давая запомнить, узнать... непродуманные, недорисованные, оставленные автором на потом.

Ненастоящий огонь...

Почему я так часто вспоминаю об этом?

Чтобы не дать дорогу другим воспоминаниям?


Я свободен.

Свободен.

Но эта свобода становится крепостью, которую нужно защищать.


Все то же поле.

Все та же ночь.

Те же летящие шаги.

Тот же я.

Без имени.

Куда я иду?

Кого встречу?


Чуть замедляюсь, и мой рай тает.


"Если рай тает, как мираж..."

"Если ты боишься вспомнить..."

"Если ты боишься..."


Не люблю эти голоса. Помню нелюбовь к ним. Они ненастоящие. Нет. Их не бывает.

Они пытались заговорить с каждым из людей на... как это называлось?

Земле.

Кто-то игнорировал.

Кто-то прятался.

Кто-то отвечал.


У меня был друг.

Голоса кружили над ним хищными стаями.

Мы вступали в жизнь, а он говорил, что не доживет и до тридцати.

У него уже тогда был план изящного самоубийства.

Это же романтично.

Самая суть романтики - жить быстро, умереть молодым.

Несколько дней назад он отправился на второй тюремный срок. Не прошло и года после первого.

Романтично?

Только в извращенном смысле.

И не дай Бог тебе засмеяться.


Я вернулся, чтобы его спасти.

Я не сделал ради этого ни шага.

И мне не стыдно.


Потому, что он сделал так, я поступил по-другому.


Я кричу.

Нет.

То место, где я оказался - не рай.

Совсем не рай.


Еще одно лицо.

Настолько знакомое, что может принадлежать только одному человеку.

Мне.

Был еще один я, над кем голоса кружили хищными стаями.

Похожее?

Или мое?

Какая разница?

Те же гены.

Убитая печень.

То, к чему я шел.

Если я показался хорошим человеком, так только благодаря лжи.


Скрючило, сжало. Но я ползу. Удивительна эта способность и это желание жить, принимая любые условия. Ты рад и агонию продлить на несколько вздохов. Как таракан, упавший шестью лапками вверх.

Что-то маячило на горизонте. Не похожее на все, что было до этого. Город?

Да. Он окольцован оргомным, чуть ли не с сам город, заводом, который при этом умудряется не бросаться в глаза. А вокруг полно заводов поменьше.


Многое спрятано: частные сектора, тайные тропы из одного конца города в другой. Главная из таких - Каменный Лог, русло пересохшей реки. На дне за век или полтора наросли домики и целые улицы. Если бы кто-то всерьез им занялся, Национальный парк Нью-Йорка засох бы от зависти. Но деньги, которые на это отправляются, таинственно исчезают, и все работы встают, едва начавшись.


Fake-town.


Вдалеке виднеется замок. Город-в-городе, окруженный неприступной стеной.

Его распирает от прошлого, настоящего и будущего. Все пытается там уместиться. Каждый миг отделяется параллельный город, и стена его рвется по швам, и башни падают, и пылающий разлом в земле поглощает каждую крошку.

Но есть один.

Испытание.

Неизбежность.

Он стоит только для меня.

Я рву землю ногтями, но приближаюсь.



4. Город-замок



Он состоит из пустых пространств, высоких сводов, запутанных коридоров. Можно бродить здесь сутки и не встретить никого. Хотя, что значит "сутки", и вообще время? В этом месте легко об этом забыть.

Город Ад. Почему-то он так называется, но, если вы ожидаете ужасов, он вас разочарует. Спокойное место, где никогда ничего не происходит.

Мне сказали вести его летопись, не выдав ни образца, ни инструкций. Я живу здесь уже сколько-то, ожидая событий, но пока напрасно. Чтобы не сидеть без дела, буду писать о тех, кого удалось встретить. Тут, пожалуй, есть, что рассказать. Обитатели Ада наделены выразительной и причудливой внешностью.

У Лилит изящные крупные рога антилопы и решительное лицо воинственной амазонки, занавешенное длинной черной челкой. Лицо открывается, как дверца, но всегда заперто. Любопытно, что может храниться таким образом. Но я ничуть не сомневаюсь, что там оно и останется. Лилит всегда выглядит так, будто за ее спиной легион демонов, ждущих разрешения атаковать.



5. Небыль



...А кроме Лилит я, кажется, никого здесь и не встречал.

Припоминаю еще голую женщину с головой канарейки, но, скорее всего, это была картина.

Порой замечаю тени и слышу шаги. Но не вслушиваюсь, и не очень-то жажду встреч. Брожу по этим коридорам без потолков, как в утробе ползущей змеи, которая никак не может остановиться.

Иногда разговариваю с кем-то, и забываю, с кем и о чем, пока разговор еще длится.

Небыль.

Небытие.

Вот зачем нужна летопись - это единственная форма существования. Но так ли важно существовать? Можно ничего не писать и исчезнуть вовсе. Расслабиться и раствориться.

Этот город выглядит так, будто хранит бесконечность легенд. Но эта - единственная. Никем не написанная, она отвечает без слов на незаданные вопросы.


Пиши, либо исчезни.



6. Что остается?



Я все еще могу вспомнить это чувство, когда магия покидает мир. Когда рвется связь с телом, рассеивается по ветру память, чувства - последнее, что остается у призрака. Часто они сливаются в одно, очень яркое и сильное. Боль, ужас, ярость, горе, потеря или потерянность, а порой даже смех и плутовство. Иногда этого хватает, чтобы впиться в физический мир на века.


Здесь иное пространство. Действуют иные законы. Но это похоже: воздух становится гуще, плотнее, словно ты вошел в облако или в воду. Чудится разное - голоса, касания, смутные лица. Они такие далекие в городе Ад. Испарившиеся. Не нашедшие точки опоры.


А Лилит звучит громче, знакомой нотой. Когда я чувствую, что магия покидает мир, значит, она поблизости. Не этот, конечно. Тот, откуда она пришла. Не сомневаюсь, Лилит забрала с собой часть волшебства. Это бы объяснило то осязаемое величие, которое от нее исходит. Но зачем? Может, чтобы создать этот угрюмый последний приют? Чем больше думаю, тем больше вопросов.


Знает ли она, что я здесь? Мы виделись? Не помню. И да, и нет. Я “слушаю” ее через стены и старательно скрываюсь от глаз и от чувств.




А что, если здесь каждый - такой же, как я?




Мне все больнее писать и думать. Каждая буква - как камень в стене.




7. Демон поймал меня



"Уходя на тот свет, не забудь выключить этот"

Виктор Коваль


 — Что ты здесь делаешь?


Лилит подкралась ко мне сзади. Вот почему я не "слышал" ее уже довольно давно. Она приглушила мысли и чувства, пока выискивала меня. Я подумал об этом спокойно, хотя оледенел от страха. Такой странный диссонанс.


 — Пишу летопись и постепенно исчезаю. Как и все.

 — Ты прекрасно меня понял. Здесь не место живым.


Вот теперь я совсем перестал понимать хоть что-нибудь.


 — Повернись, когда я с тобой говорю! - этот властный голос пронизывал покорностью все, из чего ты состоишь. Я обернулся, хотя был уверен, что уже утратил любое подобие оболочки, способной совершать такие действия.

 — Госпожа, я не могу быть живым, - я смотрел на ее копытца, расфокусировав взгляд. - Я же... я же здесь, в конце концов! - Это единственный аргумент, который удалось подобрать.

 — Не лги мне!

 — Я бы ни за что не посмел.

 — Я нашла твое тело. Показать?

 — Только не это!


Если только что меня сковывал леденящий страх, то ужас, пробивший меня стрелой этого вопроса, заставил посмотреть прямо в глаза Лилит.

Я встретил в них изумление.


 — Почему ты так говоришь?

 — Потому что... Я не хочу быть тем дерьмом, видеть, вспоминать, иметь с ним хоть что-то общее. Мне безразлично, как я погиб и почему. Здесь я свободен от того себя. Спокоен. Можно сказать, счастлив.

 — Ты же в аду, - за гневом скрывалась растерянность. Похоже, такого еще никогда не случалось.

 — Я чувствовал себя в аду в том теле. Пожирал сам себя за все неудачи, которые копились с годами жизни. А здесь - просто город Ад, с приятным и не назойливым обществом. И правит им королева Лилит, перед которой я трепещу от уважения.

 — Лесть не спасет тебя.

 — Это не лесть. Уважение к правителю у впервые испытал здесь. И от чего она должна спасти? Вернете назад? Так я сразу обратно. Зная теперь, что тут меня все устраивает.

 — Посмотрим, - сказала Лилит. И оставила меня наедине с собой. Все еще обнуленным, свободным собой, который ничего не требует от своей персоны.


Уходя на тот свет, не забудь выключить этот. Похоже, я все сделал наоборот.



8. Верхний предел



Я лежал неподвижно, отложив летопись, и пытался разглядеть потолок, затерянный в тенях. Никогда не понимал, что надо мной: высокий каменный свод или вечно ночное небо? Земля и стены порой начинали вибрировать, будто издали накатывала волна, затапливающая эти тоннели; но все лишь казалось. Даже гребаный потолок. Так бывает, когда ждешь неизбежного и не знаешь, на что оно будет похоже.


Даже если все, что испытываешь - равнодушное смирение, долгое ожидание без ответов возбуждает воображение.


Поток приближается. Он смоет меня, не заметив, и разрушит все на пути. Над руинами вырастет новый город, закроет воду, и она не сможет испаряться. И никто не узнает, что есть дно столь глубокое, где останусь я. Вот, задрожала земля, струйки песка опадают вокруг, подпрыгивают песчинки и мелкие камушки!..


Нет.


Вокруг ни души. Я уже так привык проходить сквозь души, слушать обрывки судеб, чувств, мыслей, что начал неплохо понимать их и научился отвечать: сочувствием, теплом, а иногда - осуждением (призраки попадались всякие). Но не было ни одного, в ком не сохранялось бы света. Конечно, еще не прошла вечность, и я не встретил всех, но... даже убийцы сияли сквозь испарения гнили.


Я встречал их раньше, а разговаривал сейчас, в воспоминаниях-полуснах. Рисовал в воображении “карту памяти” с отметками на перекрестках и погружался в точки пересечения. Больше слушал. И так узнавал о мире вокруг города Ад. Плоском и прямом, как дорога. Если развернуться и пойти назад, в сторону того костра, там будет лучше. Если вперед - сущий кошмар. Но это легенды. Никто из местных не бывал ни там, ни там, хотя рассказывали все примерно одно и то же. Плоский мир, отрезок в пустоте, где есть предел хорошего и плохого.


Может, испаряясь, они видят его свысока, становясь... облаками?


Я лежал неподвижно и пытался разглядеть эти облака или скрывающий их потолок. И, кажется, начало получаться. Белый когда-то, грязный, со слоем жира и табачного дыма, свисающей паутиной с катушками пыли и мертвыми от старости пауками, висящими рядом с употребленной добычей. И вдруг что-то громко зазвенело и засветилось, резанув по зрению и слуху, заставив вздрогнуть. Сотни щекочащих ножек в панике забуксовали по коже.


“Телефон”, - вспомнил я незнакомое слово между его звонками.



9. Преданный друг



 — Вот так честь! Думал, ты уже никогда не ответишь, - сквозь шум помех пробивался голос, пока меня выворачивало на пол, а тараканы продолжали ползать по мне и кусать. - Так, чекаю раз в день-два, чтобы не надоесть. Эй! Ты здесь? Лил?! Поня...

 — Как ты меня назвал? - Вытираю рот оборотом ладони, другой поспешно хватая трубку.

 — Лил. Больше нельзя к тебе так обращаться? Ладно, Лилит. Устроит?

 — Что? — Я что, женщина? Стоп. Лилит? Я? Ищу зеркало, но ничерта не видно.

 — Ваше Величество, Вы что употребляли на ужин? Еще есть?

 — Тайлер, - да, кажется, так, - прекрати. Ты мне нужен. Приезжай скорее.

 — И куда же?

 — Ко мне, неужели не ясно?

 — Это в ад?

Я снова попытал...ась осмотреться. Ну точно, другого слова не подберёшь.

 — Именно. Пиши адрес.


Чужая жизнь вошла в память, как пересаженный орган и пыталась сойти за своего. Что настоящее? Что я? Еще этот Тайлер... мы знакомы едва. Лилит знакома. Бар, остроумные шутки, интеллектуальные диалоги, мелкое хулиганство и огненный секс. Ночь выдалась долгой и яркой.

Рядом с Тайлером внутренний демон, которого я обычно прятала, вырастал и отбрасывал тень на мир. Не злой и не страшный, как оказалось. Тщеславный, артистичный, желающий получить свое. Правда, своим он считал все, что ему приглянется.

Тайлер ни разу у меня не был, и не представлял, как близко живет. Вот и выключатель.

Пиздец. Тараканы, мухи, посуда с плесенью, драные обои, грязь, пятна.

Одеяло вместо матраца и плед на полу, где я спала. И лужа рвоты рядом.

Надо хоть это убрать.

Нет.

Прилично сделать времени нет. Феерия – так с фейерверками. Может, за тем я и позвала его – взглянуть, как он посмотрит на это. И пошел он к черту, если…

Динь.

Открывая, я почему-то испугалась, что никого не увижу. Мы замерли на пороге.


 — О, клиническая депрессия. Так и думал. Ничего, ты тоже прощаешь мои недостатки.

 — Какие недостатки?

 — Я воображаемый.

Странно, но я сразу поняла, о чем он.

 — А, это. Ерунда. А я?

 — А это тебе самой решать. Есть ли ты, кто ты, какая ты. Бытие, сознание, первичность. Не другим. Тебе. Так помощь нужна?

 — Главное, останься.



10. Что спрятано глубоко в голове Лилит?



Общими усилиями квартира быстро преобразилась. Хоть Тайлер лишь опухоль в моем мозгу, помощь он оказывал вполне себе физическую. Как? Понятия не имею. Он скорее был лишен недостатков живого, чем ограничен бесплотностью призрака. От пары десятков моих старых друзей пользы вышло бы меньше. Скорее, лишь новые разрушения. Можно ли назвать друзьями тех, кто помогал тебе падать? Кто не умел слышать немых криков о помощи? Не мог взглянуть дальше скромной серой оболочки, которая годами покрывалась пылью, чтобы стать незаметной в окружающем пространстве? С Тайлером двухлетний налет исчез за два часа.


Свобода. Неужели это возможно? И так просто?


Только когда он уснул, я с запозданием вспомнила, зачем на самом деле его позвала. Когда побоялась уснуть сама. Я так прижился в ее теле, что надолго забыл, что эта псевдо-реальность наверняка ловкий дьявольский трюк. Как разобраться во всем? Нужно взглянуть на лицо Лилит.


Зеркало нашлось только над раковиной в ванной, куда уборочная миссия добраться не успела. Я взял новую губку и средство для стекол из недавно принесенного пакета, и несколько минут спустя снова смотрел в ее глаза, большие, посаженные широко. Никаких рогов. Каштановые волосы пару недель не встречались с шампунем и расческой, но при этом сохраняли следы профессиональной завивки. Странное чувство, когда знакомишься с человеком в зеркале. Вдвойне странно, если до этого видел со стороны.


 — Здравствуй, Лилит.


Губы в отражении двигались синхронно с моими словами. Чего еще стоило ожидать?


 — Я бы представился, если бы знал, как.


Без изменений. Я все еще был Лилит, помнил все, что помнила она, в том числе ад и ее демонический облик. Мы не боролись за управление телом. Я был ей, она - мной. И все-таки, нас было двое. И еще этот Тайлер. Картина никак не хотела складываться, будто состояла только из лишних деталей. Вот если убрать меня...


 — Воображаемый любовник, беседа с зеркалом, четкая память о другом мире и два сознания в одной голове. Как вы интересны, госпожа. Ваша головаволшебный мир, и вам самой неизвестны правила, по которым работает эта магия.


Сложно принять, что твое сознаниепросто чужой сон, и нужно раствориться, чтобы не мешать жить человеку. Не этого ли я хотел? Не в этом ли наказание? А может, не исчезнуть, а стать ей? Слиться? Но я... есть. И упускаю что-то очень важное, что-то главное.


 — Тайлер? Трепет? Тайна? я бросала слова наугад, вроде бы бессвязные; но была уверенность, что из них состоит заклинание. Вот-вот разберусь... Поймать, как паутинки на ветру, сложить в красивый узор... Я пристально разглядывала отражение, примеряя на него рога, челку, черные волосы, грозное выражение, пронзающий взгляд... что еще?


 — Тайна. Раскрыта, - я повернулась в профиль, вспомнив про шрам на щеке, от уха до нижней челюсти. Шкатулка распахнулась. Лицо отворилось.




11. Летопись Ада




То ли круги, как на мишени, то ли спираль; волнистые, извилистые линии. Я смотрю на них. Я смотрю ими. Тяну руку и чувствую движение навстречу. Оттуда. Все должно было случиться именно так. Именно сейчас. Теперь понимаю.


Центр зазеркального ада вытягивается шпилем навстречу рогам, вырастающим из преддверий ада моей головы. Меня наполняет сила. Мир за зеркалом темнеет от моей тени. Я уже чувствовала подобное. Когда встретила Тайлера. Я уже видела ту Лилит, которую ищукогда смотрела в его глаза.


-Лилит! - Не голос. Драконий рев.Мне нужна летопись! Мне нужно имя!




Города объединились на поверхности зеркала в странный многомерный клубок. Тело худенькой девушки в замызганной, плохо освещенной ванной, застыло, окаменело. Ладонь упиралась в зеркало. Рога казались непомерно тяжелыми для нее. Я был за ее спиной. Не стоял там, просто был.


 — Он не писал своего имени. Даже не знал. Никто здесь не помнит своих имен. Ведь ты в курсе законов.


 — Законы для мертвых.


 — Живым сюда не войти, и, уж тем более, не выйти.


 — Он не живой.


 — Ты очень ловко все придумала. Изящно. Я в восхищении. Но к чему этот диалог, если я это ты, а тыя? Что нового мы можем сказать друг другу? Мы уже говорили об этом. Говорим. Будем говорить. И ничего не изменится.


 — Разве ты помнишь эту часть? Этот план? Ты помнишь весь разговор целиком, так? В общем? Но говорила ли я, что сказала только что? А сейчас? А вот это?


 — Лил, ты ведешь себя глупо.


 — Просто открой чертову летопись, и убедимся.


 — Тайлера не существует и никогда не было. Значит, и летописи быть не может.


 — Он существует. В воображении. А если что-то появляется, оно уже не может исчезнуть бесследно. Открой свою летопись! Какая разница? Все они сливаются воедино в конце. Так открой с конца!


Наконец, демонесса открыла лицо и достала рукопись. Пролистала. И вырвала листок.


 — О чем ты думаешь?судя по взгляду, она спрашивала без подвоха, искренне стараясь понять. Что Он не заметит? Или простит? Позволит демону создать человека? Даже людям...


 — Ничто не происходит без Его ведома и вне Его плана. Я ничего не нарушаю, Лилит.



12. Пообещай (эпилог)



"Можно обещать действия, но никак не чувства: ибо последние непроизвольны. Кто обещает кому-либо всегда любить его, или всегда ненавидеть, или оставаться всегда верным, тот обещает нечто, что не находится в его власти"

Фридрих Вильгельм Ницше, "Человеческое, слишком человеческое"


Теплый, мокрый, соленый поцелуй, масса и мягкость твоего тела.

Большой взрыв внутри беспросветного сна.

Невероятные всплески красок и света, среди которых я парю осколком изначальной материи; поцелуй дает мощный импульс движению; он же влечет за собой, властвуя и повинуясь. Виляет, переворачивается, колеблется, дрожит со скоростью, недоступной физическим телам. Будто смотрю в калейдоскоп, который катится с высокой горы.

Нет ничего кроме.

Никаких "до" или "после".

Лишь поцелуй, идеальная форма бытия.

Миры проносятся мимо смазанными картинками.

Новорожденные планеты и звезды.

Дыхание молодой Вселенной, полной энергий.

Пик бесконечности, такой простои и понятной.

Я еще никогда так не просыпался.

Я еще никогда не...


 — Пообещай.


Меня засасывает в крошечный кусок органики. Не хочу, не хочу. Повелеваю: продолжить полет. Ты слышишь. Ты подчиняешься. Мы вьемся спиралью вокруг друг друга, будто играющие рыбы. Сталкиваемся. Проходим насквозь. Безграничная свобода близости способна открыть и осознать любую истину. Единый ответ. Невозможность вопросов. Но еле очерченные рамки плоти уже не позволяют забыть о себе. Не хочу в... “тело”. Не хочу открывать... “глаза”. Целовать. Только.

Твою мягкость.

Жар дыхания.

Оглушающий пульс.

Шепот:


 — Пообещай...


Выстреливает острую тонкую льдинку, и раненое сердце спотыкается.

Глупое. Ошарашенное. Не понимает, что случилось.


 — Так нельзя.


Я разлепляю веки как можно медленнее. Лилит расплывчатая в рассеянном утреннем свете. Совершенная. Сумасшедшая. Я боюсь смотреть в ее глаза, полные горячих слез. Крепче сжимаю ее ладони в своих, чтобы не убежала, не отстранилась. Чтобы дослушала и поняла.


 — Нельзя обещать себя целиком человеку. Это хуже проклятья. Это оковы. Ложь.


Ее руки пытаются вырваться с нечеловеческой силой. Чтобы ударить? Лилит вырывается, вдавливает в пол мое плечо, нависает грозным лицом, кричит вкрадчивым шепотом:


 — Обещай! Ты не понимаешь? Не помнишь? Ты ВСЕМ мне обязан, ублюдок!в голосе то ли плач, то ли истерические смешки. Может, все вместе. Скорее всего.Ты должен быть моим. И ты будешь. Что, сложно сказать одно слово? После... всего?! Это же так просто! Так логично. Я тебя... заслужила!


 — Я не награда, Лил. Я человек.

 — Благодаря мне.

 — Да. Абсолютно.

 — Так какого хера..?


Ногти врезались в плечо. Густая венозная кровь потекла по ее маленьким тонким пальцам. Она обижена. В смятении. Взрывается. Готова любить, убить, вышвырнуть, сожрать сердце, рыдать, ликовать, задушить в объятьях и исступленно трахать - и все это одновременно. Все, только не отпустить. И сейчас, у себя внутри, она видит, как я ухожу, одним дерганным кадром. Но я же совсем не этого хочу. Я должен не просто сказать. Показать. Вложить. Осторожно, молниеносно и безошибочно.


 — Я не знаю будущего и не хочу. И врать не хочу. Не хочу, чтобы однажды пришлось насильно быть рядом, потому что пообещал. Притворяться. Скрывать. Превратиться в людишку. Это же хуже ада. Давай будем умней и честней? Я хочу добиваться тебя. Каждый день. Быть лучшим из всех. Во всем. Самым красивым, страстным, близким, интересным. И чтобы это было трудно. Чтобы риск проиграть был реальным.

 — Жить в постоянном страхе?

 — Нет. В постоянном развитии. В азарте. Ты станешь сильнее страха, и ад уйдет из твоей головы. Только доверься мне.

 — Я сойду с ума, если придется постоянно думать, что счастье с тобой не вечно.

 — А сейчас ты в порядке?


В порядке?..

В порядке...


"...когда без самоослепления обещают кому-либо вечную любовь, то обещают, собственно, длительность видимости любви".

Фридрих Вильгельм Ницше, "Человеческое, слишком человеческое"

Дата публикации: 01 декабря 2024 в 15:49