Апокалиптический литконкурс. 2

Глаза существ. Глаза веществ.

Глаза веществ!?

Это Тоня просто кайфонула, когда выходили. Это потому, что потому. Верка Си пошла к Гопникам (это были полуживые пенсионеры, которые сутками играли в карты, а почему гопники – да кто его знает), да и выкрутила у них курительную лампочку. Соскоблили стекловидное вещество. Нормально. Ночь ожила, и были слышны звуки – и волки, и, может быть, леший, если бы был такой, и вроде бы одинокий дрон где-то на задворках звукового диапазона. Курение лампочки – это словно звезду сорвать с неба, якобы виноградина, засунуть в рот и кричать, словно птица на острове Врангеля.

Вспоминалось, как бились. Как пример, можно вспомнить применение какого-то секретного хим.оружия в Десятке – там все кидались друг на друга и рвали зубами, но зачистка не понадобилась –хватило собственных сил. Спустя пару часов были лишь куски людей. Вот, точно так же, наступал неконтролируемый хаос у поэтесс на последних соревнованиях перед бункеризацией. А выглядит это – как оружие, заправленное буквой Я

Я!

Нет, я!

Сука, уйди, я!

Я!

Всем ниц! Я!

Я! Я!

То уже было после конца. Земля стала непригодной для жизни, однако, литература важнее. Вирус графомании перебивает всю прочую бациллу. Говорили даже, то газы ушли, выбросы хлористых элементов можно наблюдать лишь по оврагам, да туда и запросто так не пойдешь.

- Нормальная ночь, - сказала Верка Си.

Тоня не отвечала.

- Чего это ты?

Снова не было ответа.

- Ты живая?

- Да ну тебя. Думаю о том, как себя выставляет Хлоя Сибирская. Но ведь и по технике я ее побаиваюсь. По сети, ладно, может, группа поддержки поможет. Али уже все выдохли? А? Где Ортлиб?

- Говорили, что выпил ржавой воды, а в ней содержался мутаген. Его раздуло. Разрезали живот, но было поздно. Там уже что-то взросло.

- Иногда неплохо писал. Давай вон до туда дойдем, хочу присесть, рифма в голову лезет.

- Эх, зря я тебе дала лампочку покурить. Теперь тебя штырить всю дорогу будет.

Если думать с точки зрения биологии о природных движах – почему именно ночь? Отсутствие света не есть тьма. Тьма – как вещь – это ведь даже и не для знатоков. А тут – всего лишь две литераторши, из Пятого сектора. Вроде бы и землю пора толкнуть, чтобы прочь от орбиты мячиком укатилась, но страсть к тексту – это (чаще всего) сильнее, чем половое влечение. Тикают годики, пролетают ходики. Как ансамбль пел. Да, годик за годиком, а страсть все сильнее, а нож острее, и хочется кого-нибудь убить, встать на гору трупов и прокричать: Я! Я!

Светка, впрочем, попроще в этом плане была. Сидели у какой-то стены, Тоня Галкина писала в смартфон. Поодаль выли хищные ночные мутанты. Генератор инфразвука справлялся – никто не приближался ближе пятидесяти метров. Мир звуков множился, наступал, отступал. Мир был желудком для выживших. Тоня увлеклась: как хочется иногда переплести лианами руки, и там бы – старый замшелый мужчина валялся бы, например, под стулом в виде тени от стула, а молодой, орлистый, подкачанный, рифмованно входил бы в перспективы с помощью тонических приемов. Эх, молодого тела бы!

- Если только Федоровский Жохан нас не поймает. Того инфразвук не берет, - сказала Светка.

- Ты считаешь? Затрахает до смерти?

- Если выживешь, будешь носить в себе его потомство.

- Лучше умереть. Нет, знаешь, не умру. Буду писать. До самой смерти. Может быть, это облагораживает. Я моментальной смерти боюсь. Хочется успеть написать мемуары. Пусть Жохан. Это будет лучший цикл стихов в истории планеты.

Приёмник, снабженный устройством для пеленга и навигации, надежно фиксировал маяк Зайцевского купола. Сеть? Это надо было выйти на возвышение. У ночи же – свои правила и преференции.

- Идем, все. – сказала Светка, - до утра надо хотя бы пять километров сделать.