Неписака

НЕПИСАКА

«Все тексты — те же буквы, только в разном порядке»

(неизвестный сетератор)

Набил первые десять строчек текста и споткнулся. ГГ наотрез отказался «приключаться»: на полукозле ему неудобно (это гиперборейском-то полосатом единороге, эльфы за таких тыщу монет сразу дают). Вдобавок, завидев прекрасную селянку, что я имел неосторожность изобразить, начал пускать слюни и намекать, какой сюжет ему по душе. Да, не пишу я порнуху!

Ровно в два часа ночи она возникла за моей спиной. В закрытой квартире, в закрытой на щеколду комнате. Глянула через моё плечо на несчастный кусочек текста в редакторе, хмыкнула и плюхнулась на нерасправленную тахту. Забросила при этом ноги в мягких тапочках с помпончиками на тумбочку в изножье, нимало не смущаясь, что на ней мини, да ещё и с разрезом до стрингов:

— Так и знала! — ехидничает, — Лучше б порно крутил.

— Ты кто такая? — моя логика беспомощно бьётся, — И как сюда попала?

— Догадайся с двух раз! — стреляет глазками.

— Муза? — осторожно радуюсь.

— Оборзел, что ли? — она резко садится, — Мою сестрицу ещё заслужить надо! — вскакивает и подходит вплотную, — Таким разгильдяям, как ты, это не светит.

— А кто тогда? — настроения и так не было, теперь, стремилось к абсолютному нулю.

— Неписака я, — она присела на стол, глядит в упор, ибо ростиком она была, так тринадцатилетняя, — меня любой автор знать обязан.

Меж тем выпила залпом давно остывший кофе, прикрыв глаза, попричмокивала:

— Кайфушечка! — цапнула шоколадку, быстренько схрумкала, шарик из фольги и бумаги полетел мне в лоб.

— Я не звал, — робко отвечаю, — у меня и так не клёво.

— Меня никто не зовёт, — картинно разводит руками, от чего коротенький полупрозрачный топик, по которым ничего нет, весьма рельефно выпирает, — приходится самой вас инспектировать.

— Кого именно? — с трудом отвожу глаза.

— Начинающих ЧСВ-шников,* — закидывает левую ногу на ногу, — чтоб у мэтров под ногами не путались.

— Мэтры тоже не с пелёнок писать начали, — закипает злость, — работали много и добились признания.

— Это не о тебе, — покачивает ножкой, норовит пнуть в бок, — за два года всего-то двадцать рассказов, из них половина не дописана.

— Времени не хватает, вдохновение теряется, неприятности случаются! — ловлю её за лодыжку, — Ещё и хамоватые красотки отвлекают.

Она пытается вырваться, но не тут-то было, стукнуть по маковке, но я ухитряюсь захватить в плен оба тоненькие запястья. Боремся взглядами. Внезапно, она чмокает меня в губы:

— Слушай, — шепчет на ухо, — хочешь порно с моим участием, — целует мочку, — на всю ночь.

Я аж оторопел:

— Я не педофил, — краснею.

— Врё-ошь! — томно протянула она, покусывая несчастное ухо, — Все мужики от лоликона тащатся, Набоков соврать не даст.

— Мало ли, что этот пошляк наплёл!

Хватаю это чудо в охапку, усаживаю на тахту. Сам сажусь на стул, как бы верхом, то есть, спинка стула между нами. Наши взгляды опять зондируют друг друга. Она с ехидцей, я — озадаченно:

— А тебе лично, это зачем?

— А ты, зачем «клаву» мучаешь?

— Я первый спросил.

— С графоманами борюсь.

— Тебе чем помешали?

— Муза устаёт, потом с мэтрами работать не может.

— А я и сам справлюсь!

— Ты точно ничего не хочешь? — она подмигнула и начала снимать топик.

— Нет! — хватаю за руки, — У меня есть с кем.

— Нет у тебя никого, — ухмыляется, — мы с сестрой про тебя всё знаем.

— Но, ты маленькая ещё! — пытаюсь отбрехаться.

— Ты на рост не смотри, — снисходительно, — я ещё Мишку-испанца помню, как его, — подняла глаза к потолку, не найдя там подсказки, покорчила рожи ростовому зеркалу на дверце шкафа и нашлась, — фамилия у него мебельная.

— Сервантес** который?

— Ага! — рот до ушей, — А ты не безнадёжен!

— Как? — мой черёд морщить лоб, — Он же столько сочинил?

— Надо ж было сестрице отдыхать, — подмигивает, — вот мы посменно и работали.

— Всё равно, прекрати!

— А ты нормальный, — разочарованно протянула девица, — или по мальчикам?

— Нормальный, — меня разбирает смех.

— Тогда почему? — плаксиво изрекает Неписака, — Мне ещё никто не отказывал!

— Значит, я первый! — и меняю тему, — Все же Неписуна упоминают.

— Это братец наш, — лыбится паразитка, — он к тёткам приходит, мы же не извращенцы.

— Тогда почему про тебя никто не говорит?

— Стесняются, — снисходительно так, — тётки, они честнее вас мужиков.

Так мы препирались часа два. Она слопала все конфеты и яблоки. Причём, фрукты в процессе жонглирования оными, эротично при этом вздыхая, повизгивая и поглядывая.

Под окном запела какая-то утренняя птаха:

— Вот балда! — обижено смотрит на меня, — Проморгал ты своё счастье, мне пора уходить.

Встает на тахту, секунду подумав, сбрасывает с себя всё:

— Гляди и запоминай, от чего отказался, — золотое сияние обволакивает её, и в этот момент она восхитительна, — I*l be back! — и шлёт мне поцелуйчик.

В следующий миг её облик тает, подобно облачку в ясный день.

Примечания:

*ЧСВ — чувство собственного величия.

** Мигель Сервантес Сааведра, автор «Дон Кихота».