Памятник (35-ая глава повести «Четвёртая столица»). Соавт. Марина Рыбкина

Предыдущая глава по ссылке litcult.ru/prose/41240

Паровоз всем своим могучим металлическим телом заскрипел, вагон дёрнуло – состав замедлял ход, готовясь к остановке.

– Ну что, по коням! – скомандовал Занд и, отворивши настежь дверь купе, вышел в коридор, не дожидаясь остальных. Лиза подобралась, выскользнула из-за столика и отправилась вслед за ангелом.

– Меня подождите! – на ходу допивая остатки вскинулся Чеков, утёр влажные губы и вывалился из купе, зашагал к тамбуру, где путешественников встречал несущий свою вахту Бойцов.

Занд ловко выпрыгнул из вагона, не дожидаясь перекинутого трапного мостика, подхватил нетерпеливую Лизу, спикировавшую аккурат в руки ангела, и начал дожидаться говорливого Чекова, обсуждавшего в форме монолога какие-то мелкие новости с проводником – Бойцов с начала поездки не проронил ни слова.

Наконец и Гудрон соблаговолил спуститься на перрон.

– Всегда мечтал посетить столицу. Поглазеть, окультуриться, надышаться историей. 

– Ну, дыши сколько влезет, а поглазеть вряд ли получится. – Ангел извиняющееся скривился.

– Это ещё почему? Ты же сказал – час у нас есть, а за час, брат, такого можно наворотить.

– Вот этого я и опасаюсь. Наворотить можно всякого и за очень короткий срок. А расхлёбывать – тут можно в тупик всю небесную канцелярию поставить. Поэтому лучше вот так. – Занд прикрыл глаза, его фигура озарилась золотым свечением, быстро разросшимся до купола, где свободно укрылись наши путешественники — и обновлённая худенькая Лиза, и корпулентный Чеков.

Херувим довольно повёл крылами:

– Вот так будет лучше. Теперь мы скрыты для окружающих –  сюда к нам, в световой купол, ни один посторонний войти не сможет, как бы ни пытался. Да и нам будет комфортно – глядите-ка, какое ненастье накрыло Москву, а у нас тут – почти субтропики.

Лиза посмотрела через полупрозрачную стенку купола и увидела, что на улице и впрямь разыгралась настоящая снежная буря – в закрутившемся вихре фигурки прохожих быстро теряли свои очертания, растворялись в бушующей круговерти, очертания домов смазались, здания нависали угрожающими громадами, темнели провалами дворов проулки.

– Это мы где сейчас?

– На Кривоколенном. Выйдем на Мясницкую, а там задворками – до самого музея. – охотно отозвался Занд.

Чеков протянул было руку к искрящейся преграде, отделявшей путников от непогоды и чужих глаз, с намерением приподнять купол — для лучшей видимости, но тотчас одёрнул, принялся дуть на пальцы.

– Жжёт!

– Я же предупреждал! Свет изначального пламени даже для ангелов опасен, чего уж говорить о верхнезахолустинцах! Аккуратнее, Гудрон, со сверхъестественным не стоит вести себя столь бесцеремонно – попытка выйти за грань чаще всего оборачивается не новым открытием, а большой трагедией для дерзнувшего. Риск – дело благородное, но не в вопросах мироздания.

– Впрочем, – продолжил Занд после нескольких минут общего молчания, когда путешественники уже порядком удалились от гостеприимной платформы с ожидавшим их ангельским скорым, – я могу позволить тебе насладиться открывающимися видами города твоей мечты.

Херувим заговорил на незнакомом языке, приплетая тут и там в речь русские словечки, сосредоточенно сдвинул брови:

 – Так, сдвинем свет звезды на пару сантиметров, подтянем измерение на три градуса левее, изменим расстояние до возможного, разжижим эфир.

Стена защитного купола заискрилась чаще, засияла пуще прежнего и вдруг стала прозрачной, будто и вовсе её не было, вытянула свой овальный бок наподобие увеличительного стекла – обмершие путешественники увидели, как пространство то отдаляется, то приближается к ним, словно Занд настраивал фокус невидимой подзорной трубы по своему разумению. Наконец ангел, довольный, повернулся к писателям:

– Ну-с, продолжим наш вояж! – он сделал пасс рукой и начал экскурсию, взглядом скомандовав остальным не останавливаться и продолжать движение к искомой точке путешествия.

– По правую руку от вас, на Москворецкой набережной, недалеко от Храма зачатия Анны вы можете наблюдать открытие памятника почётному гражданину столицы, некоему Аполлиону Кривдину. – Занд склонил голову вправо, сделал приглашающий жест – эфир сложился гармошкой – и путешественники увидали происходящее, будто находились не в нескольких кварталах, а совсем рядом – только руку протяни. 

Памятник представлял собой монументальную скульптуру всадника в кавалергардской форме двенадцатого года на коне с поднятой над головою саблей. Всадник, по-видимому, был офицером, о чём свидетельствовала объёмистая лядунка на боку, но боевым – об этом уже повествовала каска с прикреплённой на ней двухглавой птицей, подогнанный под фигуру колет и лосины, заправленные в ботфорты.

– Так Аполлион – это который в седле угнездился или под вальтрапом гарцует? – развеселился Чеков.

– Не сметь обижать благородное животное! – откликнулся Занд и взглядом проследил за взъерошенным голубем — бесстыжая птица совершила на лету акт вандализма, ловко опорожнив толстую кишку на голову всадника.

 – Птица мира, – уважительно произнёс Гудрон.

– Божье создание, – согласился херувим.

– Никогда не думала, что ангелы могут быть настолько проказливыми. – Лиза быстро сориентировалась, кто истинный зачинщик безобразной кляксы, растекающейся по лицу наездника.

На это самое лицо писатель и устремил свой взор, отметив гротескно искажённое выражение оного, словно таланта скульптора не хватило, чтобы придать физиономии хоть какой-нибудь мало-мальски геройский вид.

Чеков сочувствующе хмыкнул:

– Вишь, как в атаку рвётся – рожу аж перекосило!

– Яйца жмут, – отрезал Занд.

Лицо Лизы залила краска стыда, когда она пригляделась к оттопыренным лосинам на причинном месте статуи.

– История презабавнейшая вышла, – Занд не обратил на смущение девушки никакого внимания и вообще мало с ней церемонился, памятуя общие прошлые проделки, – Скульптуру заказали в мастерской небезызвестного вам Геннадия Цыкутки.

Здесь Занд выдержал театральную паузу в ответ на вопросительно вздёрнутую бровь Чекова и продолжил.

– Да, в желчном фельетонисте оказалось намешано и прочих талантов. Выяснилось, что он с лёгкостью ваяет не только текстики.  А главным талантом оказалось получать – удивительным образом – подряды на все памятники и малые архитектурные формы в городе. Правда, лица у всех памятников выходят под стать характеру прославленного ноне скульптора.

Путешественники вновь посмотрели на гримасу, исказившую чело мраморного всадника.

– Скульптуру, конечно, одобрили. Сам мэр наведался в мастерскую лицезреть подготовительную работу, а тут такое, – Занд показал на паховую область наездника.  Под лосинами офицера скрывалось хозяйство не меньшее, чем у благородного Буцефала, волею скульптора вынужденного нести офицера на себе. 

– В общем, мэр изваяние похвалил, но попросил быть более правдивым в изображении природных возможностей каменного Аполлиона, они никак не должны превосходить мэрские. Градоначальника уверили, что все пожелания будут учтены. Цыкутка начал уже уменьшать раскритикованную деталь до среднестатистических габаритов, но тут Кривдин воспрепятствовал – больно не хотелось ему сильно проигрывать какому-то коню, поэтому получилось вот такое чудо постмодерна. Сроки поджимали – поэтому приёмная комиссия поплакала и махнула в четыре руки на некоторые неточности.

Путешественники проследили за тем, как кособокая сутулая фигурка, сопровождаемая двумя дюжими молодцами, неловко ухватила клешнеобразной лапкой протянутые ножницы, щёлкнула ими, разрезая атласную коралловую ленточку, с воодушевлением поаплодировала сама себе, подошла к установленному на ступенях, ведущих к памятнику, микрофону, пробубнила что-то под нос, неловко спустилась со ступеней к роскошному чёрному седану, дождалась от одного из мордоворотов, пока тот откроет дверь, и растворилась в тёмном салоне машины. Автомобиль тронулся.

– Гляди, как торопится, – с удовольствием отметил Занд. – Это, кстати, и есть господин Кривдин собственной персоной.

– Да он только рожей похож на изваяние! Всё остальное, а в особенности… – Чеков осёкся, глянув на Лизу, – а в особенности осанка – гм… ну ни в какие ворота. Кстати, – спохватился он, – а каким образом Цыкутка оказался в Москве? И причём здесь Кривдин?

– А вот это самое интересное во всей истории. Не попали пегасцы в город на Неве. Точнее, прилетели, но прямо в аэропорту перехватил их один субъект, переговорил со всеми, Лойко охотно и не сходя с места подписал кое-какие бумаги, и тотчас верхнезахолустный бомонд отправился с гастролями в столицу. Настолько, нужно признать, успешными, что не замедлил и переезд на новое место жительства.

– А субъектом оказался…

– Незабвенный Аполлион, – вклинилась в беседу Лиза.

– Уж не конкурирующая ли фирма, а, Занд? – озарило Чекова.

– Именно, мой проницательный друг! Кривдин в последние годы по служебной лестнице не то что карабкается, а несётся на всех парах, не слабее нашего ангельского скорого, и уже возглавляет совет по патриотическому воспитанию молодёжи, ну и подельников своих по опасному поприщу подтягивает. Прежде всего, так полюбившихся ему пегасцев, умеющих без зазрения совести (да и есть ли она у них) переобуваться в полёте, в нашем случае – по пути из Питера в Москву. Гляди, как споро у него Цыкутка переквалифицировался в успешного истуканщика.

– А что стало с остальными пегасцами, Занд?