Праздник

Праздник 

Этот неоновый город затопили дожди. Даже тени здесь цепляются, как чувство вины. А воздух пропитан запахом мокрого асфальта и далекого печного дыма. Над моей головой слышен шум толпы. Перезвон праздничных колокольчиков и торопливый смех оглушают чувствительные уши. Но здесь под решетками, в лабиринте канализации намного спокойнее. Мои глаза давно привыкли к темноте. Но я вырос. Ходить по трубам становится все сложнее. Лёгкий взмах руки, и когти оставляют глубокую борозду на стене. 

– Гррр. На поверхности меня окрестили Горой. Я всегда был крупнее сверстников. Но моя внешность не позволила жить среди людей. Слишком много мышц, покрытых жёсткой шерстью. Слишком длинные когти, маленькие глаза необычного цвета, выпирающая челюсть и шрам на пол лица. А ведь я был хорошим ребёнком. Всегда делился и защищал слабых. Но пьяный отчим решил что такому уроду не место среди нормальных людей. Он облил меня бензином, поджёг и скинул в ближайший канализационный люк. 

Будучи ребёнком я долго приходил в себя от страха и боли. Меня едва не сожрали крысы, но позже они сами стали моей добычей. Я понял что прекрасно ориентируюсь в запутанной сети туннелей, нашёл сухой уголок и обустроил свое новое жилище. Когда шрамы затянулись, я стал выходить на поверхность ночью. Долго караулил чтоб никого не было рядом, хватало первое что было ближе и убегал обратно. 

О, да. Хорошее было время. Однажды меня чуть не поймали. Но моя природная сила помогла. Я просто раскидал своих обидчиков. И тогда-то я понял что могу поквитаться с тем, из-за кого вынужден вдыхать ароматы нечистот каждый день. Пришлось долго искать все необходимое, и поджидать отчима. Мне понравилось как красиво все освещал горящий домик. И то, как ужас сковывал его, пока я разделывал его новую семью. А утром в газете написали о жестоком преступлении. Я сохранил ту вырезку. Их теперь больше дюжины. Они украшают стену над моей лежанкой. 

– Ха-ха-ха! – звонкий детский смех пронзил пустой туннель. 

– Гррр. Надо заделать этот чёртов сток. Вечно мешают спать. — Гора мысленно построил маршрут до стройки. Где можно раздобыть доски и гвозди. 

Вечерние сумерки тихо опустились на вечно бодрствующий город. В темной подворотне с лязгом отодвинулась крышка люка. Из жерла канализации, обрамленного облупленной решеткой, поднялся пар. Заскрежетал металл, и я с трудом протиснулся в узкий люк. Я появляюсь медленно: сначала когтистые руки, впивающиеся в асфальт, потом массивная тень, заполняющая пространство. Моя фигура нечеловеческой высоты, сгорбленная, словно придавленная тяжестью секретов, которые город сбрасывает в подземелье. 

Где-то вдали все ещё слышен праздничный шум, но здесь, в этой ловушке, звуки приглушены. Только капли, стекающие с пожарной лестницы, да моё глухое урчание, вытягивающегося во весь рост. Моя кожа, если это кожа, блестит как мокрая резина, а движения неестественны — будто кости ломаются и срастаются заново с каждым шагом. Хоть сейчас я могу встать во весь рост. 

— Пчхи. Фррр. — на нос упала капля. — Ненавижу дождь. — Перед лицом пролетела снежинка. Я удивлённо проводил её взглядом. В этом городе снег – редкий гость. Помню в детстве мы жили загородном. Вот там зимой земля всегда укрывалась белым одеялом. Это было так давно… Тогда ещё отец не ушёл из семьи. Мать подарила мне игрушку, а отец притащил откуда-то пушистую ель. Это был единственный раз когда я провел праздник не в одиночку. 

— Хочу! — Я резко поменял направление. Здесь есть базарчик. Там я и возьму себе ёлочку и подарок.

— Ха-ха-ха. — я предвкушаю этот праздничный ужин. Нужны ещё гости. О, вот та девочка с игрушечный медведем подойдут идеально…

Лишь через месяц полицейские обнаружили хорошо спрятанное в канализации логово. Но всем становилось плохо от увиденного внутри. Один из них рассказал что сырость висела в воздухе, густая, как смог. Стены, облепленные чёрной плесенью, сливаются с тенями, будто сама тьма проросла сквозь кирпичи. Он втиснул в угол кривую ветку ёлки. К нашему приходу её иглы уже осыпались, оставив голый остов, похожий на скелет. На ветвях висели осколки стеклянных шаров, мерцающие, как глаза предателя. Мишура, обвившая ствол, превратилась в лохмотья, будто её рвали в ярости. Это не праздник — это насмешка. Призрак Рождества, задушенного в канализационном люке.  Рядом лежал грязный матрас. На нём гора тряпок, больше похожих на шкуры каких-то тварей. А стол — груда досок, балансирующих на бочке. На нём жестяная тарелка с мясом. Жирный, холодный кусок, от которого тянет сыростью и кровью. За тем столом то и сидела  девочка. Её платье когда-то было белым, но теперь напоминало пергамент, вымазанный сажей. Лицо — бледное пятно в полумраке, глаза — две щели, отражающие пламя коптилки. Она ела медленно, методично, словно совершая ритуал. Она в руках держала плюшевого медведя. У него не было глаза, а из шва на боку торчала жёлтая вата, будто внутренности. А девочка все жевала… А потом как повернётся и говорит: «У меня тоже есть право на праздник». Аж мороз по коже…

# kandy_mint