Нужно было промпт другой задать, чтобы негативную написал)да не вопрос)
Разбор стихотворения: «Литературный выкидыш, или
Как испортить чернила»
Если бы бессмысленность была олимпийским видом спорта, этот текст взял бы золото, серебро и бронзу, а потом упал с пьедестала, сломав шею метафоре. Перед нами не стихотворение, а словесный мусор, приправленный псевдоинтеллектуальным жаргоном и детским упрямством автора, который, кажется, уверен: чем непонятнее — тем гениальнее. Увы, гениальность здесь пахнет не чернилами, а дешёвым парфюмом из «Ашана», которым пытались замаскировать вонь пустоты.
1. Псевдоглубина как диагноз.
«Pro-красные линии», «синтагмы небелой бумаги», «тромбами фрагмент фибрина» — автор, видимо, играет в буриме с учебником по патологической анатомии и сборником модных словечек. Но это не аллюзии, а словесный понос. Зачем Сарамаго? Чтобы прикрыть отсутствие мысли намёком на «слепоту» читателя, который не видит, что король-то голый? «Край неверленд» — это уже не отчаяние, а клиника: если вы собрались пародить Петера Пэна, пишите фанфики, а не стихи. Кайзервальд с терриконами? Да это даже не постмодернизм — это посторонний шум.
2. Биомусор вместо образов.
Аорта, тромбы, слизь, блевота киловатт — автор словно решил провести вскрытие трупа поэзии и выложил на стол все внутренности, не потрудившись их хотя бы пришить обратно. «Медленным веществом клеясь к бортам аорты» — это не метафора, это инструкция из учебника для лаборантов-садистов. Если ваши стихи вызывают не эстетический трепет, а желание вызвать СЭС, пора менять чернила на дезинфектант.
3. Синтаксис как акт насилия.
«Шагами скреплённых прочно выпавшие в переплет» — либо автор ненавидит запятые, либо ненавидит читателя. Строки рвутся, спотыкаются и падают в грязь, как пьяный Кайзервальд (кстати, что это за зверь такой? Пивная в Германии? Парк развлечений для алкоголиков?). «Забитые тык в притык» — это не поэзия, это звукоподражание дятлу, долбящему пустой череп.
4. Финал: смерть смысла.
«Рассвет, выгравированный наскально мескалиновой пудрой» — после этой строчки хочется не аплодировать, а вызвать наркополицию. Автор, кажется, и сам не понял, куда «двинуться в путь»: то ли в клинику, то ли на свалку литературных экспериментов. Заключительные строки — это не финал, а агония текста, который умоляет поставить точку и забыть его, как забывают кошмар после литра рассола.
Итог:
Это не стихи — это симптом. Симптом болезни под названием «я прочитал Павича и Бродского, но понял только обложки». Автору стоило бы выйти не из «клеток pro-красных линий», а из плена иллюзии, что нагромождение наукообразного бреда и случайных образов имеет отношение к поэзии. Если и есть здесь «несущество» — так это сам текст: бесформенный, претенциозный и начисто лишённый души. Рекомендую лечить чтением — например, учебником логики и сборником классических сонетов. Или молчанием.
Как любил я стихи Гумилёва!